|
Надлежащие меры
Маленький, заштатный городок, которого, по
выражению тюремнего смотрителя, на географической карте даже под
телескопом не
увидишь, освещён полуденным солнцем.
Тишина и спокойствие.
По
направлению от думы к торговым рядам медленно подвигается санитарная
комиссия,
состоящая из городнового врача, полицейского надзирателя, двух
уполномоченных
от думы и одного торгового депутата.
Сзади почтительно шагают городовые . .
Путь
коммисии, как путь в ад, усыпан благими намерениями. Санитары
идут и, размахивая руками, толкуют о
нечистоте, вони, надлежащих мерах и прочих холерных материях.
Разговоры до того умные, что идущий впереди
всех полицейский надзиратель вдруг приходит в восторг и, обернувшись,
заявляет
:
― Вот так
бы нам, господа, почаще собираться да расуждать !
И приятно, и в обществе себя чувствуешь, а то
только и знаем, что ссоримся. Да
ей-богу
!
― С кого
бы нам начать ? ―
обращается торговый
депутат к врачу тоном палача, выбирающего хертву.
― Не начать ли нам, Аникита Николаич, с лавки
Ошейникова ? Мошенник,
во-первых, и . .
. во-вторых, пора уж до него добраться.
Намедни приносят мне от него гречневую крупу, а в
ней, извините,
крысиный помет. . . Жена так и не ела !
― Ну,
что же
? С
Ошейникова начинать, так с
Ошейникова, ― говорит безучастно врач.
Санитары входят в «Магазин чаю,
сахару и кофию и
прочих
колоннеальных товаров А. М.
Ошейникова» и тотчас
же, без длинных предисловий, приступают к ревизии.
― М-да-с .
. . ― говорит врач, расматривая красиво сложенные пирамиды из мыла. ― Каких ты у себя здесь из
мыла вавилонов
настроил ! Изобретательность,
подумаешь
! Э . . . э . . . э
! Это что же такое ? Поглядите, господа ! Демьян Гаврилыч изволит
мыло и хлеб одним и
тем же ножом резать !
― От
этого холеры не выдет-с, Аникита Николаич ! ― резонно замечает хозяин.
― Оно-то
так, но ведь противно! Ведь
и я у тебя
хлеб покупаю.
― Для
кого поблагородней, мы особый нож держим.
Будте покойны-с . . .
Что вы-с .
. .
Полицейский надзиратель щурит свой близорукие глаза
на окорок, долго
царапает его ногтем, громко нюхает, затем, пощёлкав по окороку пальцем,
спрашивает :
― А он у
тебя, бывает, не с стрихнинами ?
― Что
вы-с . . . Помилуйте-с . . . Нешто можно-с !
Надзиратель конфузится, отходит от окорока и щурит
глаза на прейс-курант
Асмолова и Ко.
Торговый
депутат запускает руку в бочонок с гречневой крупой и ощущает там
что-то
мягкое, бархатистое . . . Он глядит туда, и по лицу его разливается
нежность.
―
Кисаньки . . . кисаньки
!
Манюнечки мои !
― лепечет он, ― Лежат в крупе и мордочки
подняли . . . нежатся .
. . Ты бы, Демьян
Гаврилич, прислал мне
одного котеночка !
― Это
можно-с . . . А
вот, господа, закуски,
ежели желаете осмотреть . . . Селёдки вот, сыр . . . балык, изволите
видеть . .
. Балык в четверг
получил, самый лучшшш
. . . Мишка, дай-ка сюда ножик !
Санитары отрезывают по куску
балыка и, понюхав,
пробуют.
― Закушу
уж и я кстати . . . ― говорит как бы про себя хозяин лавки Демьян
Гаврилыч. ― Там
где-то у меня бутылочка
валялась. Пойти
перед балыком выпить . .
. Другой вкус тогда
. . . Мишка, дай-ка
сюда бутылочку.
Мишка,
надув щёки и выпучив глаза, раскупоривает бутылку и со звоном ставит
его на
прилавок.
― Пить
натощак . . . ―
говорит полицейский
надзиратель, в нерешимости почёсывая затылок.
― Впрочем, ежели по одной . . .
Только ты поскорей, Демьян Гаврилич, нам некогда с
твоей водкой !
Через
четверть часа санитары, вытирая губы и ковыряя спичками в зубах, идут к
лавке
Голорывенко. Тут,
как на зло, пройти
негде. Человек пять
молодцов, с
красными, вспотевшими физиономиями, катят из лавки бочонок с маслом.
― Держи
вправо ! . . Тяни
за край . . . тяни,
тяни ! Брусок
подложи . . . а, чорт
! Отойдите, ваше
благородие, ноги
отдавим !
Бочонок
застрявает в дверях и ―
ни с места . . . Молодцы
налегают на
него и прут изо всех сил, испуская громкое сопенье и бранясь на всю
площадь. После таких усилий,
когда от долгих сопений воздух значительно
изменяет свою чистоту,
бочонок, наконец, выкатывается и почему-то, вопреки законам природы,
катится
назад и опять застрявает в дверях.
Сопенье начинается снова.
― Тьфу !
― плюет надзиратель. ―
Пойдёмте к
Шибукину. Эти чёрти
до вечера будут
пыхтеть.
Шибукинскую лавку санитары находят
запертой.
― Да ведь
она же была отперта ! ― удивляются санитары, переглядываясь. ― Когда мы к Ошейникову
входили, Шибукин
стоял на пороге и медный чайник полоскал.
Где он ? ― обращаются они к нищему, стоящему около
запертой лавки.
―
Подайте милостыньку, Христа ради, ― сипит нищий : ― убогому калеке, что
милость
ваша, господа благодетели . . . родителям вашим . . .
Санитары
машут руками и идут дальше, за исклучением одного только
уполномоченного от
думы, Плюнина. Этот
подаёт нищему
копейку и, словно чего-то испугавшись, быстро крестится и бежит
вдогонку за
компанией.
Часа
через два комиссия идёт обратно. Вид
у
санитаров утомленный, замученный.
Ходили
они не даром : один из городовых, торжественно шагая, несёт лоток,
наполненный
гнилыми яблоками.
― Теперь,
после трудов праведных, недурно бы дрызнуть, ― говорит надзиратель,
косясь на
вывеску «Ренсковый погреб вин и водок».
―
Покрепиться
бы.
― М-да,
не мешает. Зайдёмте,
если хотите.
Санитары спускаются в погреб и
садятся вокруг
круглого стола с погнувшимися ножками.
Надзиратель кивает сидельцу, и на
столе появляется
бутылка.
― Жаль,
что закусить нечем, ― говорит торговый депутат, выпивая и морщась. ― Огурчика дал бы, что ли
. . . Впрочем . . .
Депутат
поворачивается к городовому с локтом, выбирает наиболее сохранившееся
яблоко и
закусивает.
― Ах . .
. тут есть и не очень гнилые ! ― как бы удивляется надзиратель. ― Дай-ка, и я себе выберу ! Да ты постав здесь лоток .
. . Какие лучше ―
мы выберём, почистим, а остальные можешь уничтожить.
Аникита Николаич, наливайте !
Вот так почаще бы нам собираться да
расуждать. А-то
живёшь-живёшь в этой
глуши, никакого образования, ни клуба, ни общества ― Австралия, да и
только
! Наливайте,
господа ! Доктор,
яблочек ! Самолично
для вас очистил . .
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
― Ваше
благородые, куда лоток девать прикажете?
― сврашивает городовой надзырателя, выходящего с
компанией из
погреба.
― Ло . .
. лоток ? Который
лоток ? П-понимаю !
Уничтожь вместе с яблоками . . . потому ― зараза !
― Яблоки
вы изволили скушать!
― А-а . .
. очень приятно ! Послушш
. . . поди ко
мне домой и скажи Марье Власьевне, чтоб не сердилась . . . Я только на
часок . .
К Плюницу спать . . .
Понимаешь ?
Спать . . . обятия Морфея.
Шпрехен зи деич, Иван Андреич ?
И подняв
к небе глаза, надзиратель горько качает головой, растопыривает руки и
говорит :
― Так и
вся жизнь наша !
1884.
|
|
What is to be
Done?
A
small, no longer
important provincial town, which, according to the expression of the
prison
superintendent, you could not see on any map even with a telescope, was
lit by
the afternoon sun. It
was quiet and
peaceful. From the
direction of the
council chamber towards the market street
the members of the municipal health commission were
making a slow progress.
The commission consisted of the town doctor, the
police chief, two
representatives appointed by the town council, and one deputy from the
traders. Behind
them some police
constables kept a respectable distance.
The
road of the
commissioners, like the road to hell, is paved with good intentions. As they walk they
gesticulate, discussing the
unclean state of things, the stench, various necessary measures and
other matters
relating to cholera. It
is such an
intelligent discussion that the police chief who is ahead of the group
suddenly
feels so elated that he turns round and announces:
“Gentlemen, we
should meet like this more frequently and have these
discussions. It's pleasant, and you feel yourself
to be
part of society, otherwise, you know, all we do is quarrel.
Yes, indeed!”
“Who
should we start with?” the trade representative
asks the doctor, in the tone of an executioner selecting his victim. “Should we not start,
Anikita Nikolaich, with
Osheynikov’s store. In
the first place
he’s a rogue, and in the second place it’s time he was taught a lesson. I recently had from him
some buckwheat grains
and there was in it, if you’ll pardon the expression, some rat
droppings. My wife
could not even touch them!”
“Well
then, if it's
to be Osheynikov, Osheynikov it will be”, pronounces the doctor
unconcernedly.
The
health commission
enters the 'A. M. Osheynikov's department store for tea, sugar and
coffee and
other colonial wares' and immediately, without any long preliminaries,
begin
their inspection.
“Mm,
yes, I see,”
says the doctor, looking over some well arranged pyramids of soap. “What a Babylon of soap
you have builded
here! The
inventiveness, just think of
it! Ah - ah - ah! What on earth is this? Just look, gentlemen! Demyan Gavrilich permits
himself to use the
same knife to cut soap and bread!”
“That
would not be a
cause of cholera, Anikita Nikolaich” the proprietor remarks sensibly.
“That
is true. But still,
it's disgusting. After
all I buy bread from you.”
“For
anyone of the
gentry, Sir, we keep a special knife.
Rest at ease, Sir.
How could you,
Sir… ”
The
police chief
squints with his short-sighted eyes at a ham joint, scratches it for a
long
time with his nail, loudly sniffs it and then, clicking his fingers
over it,
asks “Is this tainted, at times, with strychnine?”
“How
could you
Sir! Good gracious
Sir! Surely it's
not possible Sir!”
The
police chief feels embarassed. He
moves away from the ham and screws up his
eyes to look at the price list of Asmolov and Co.
The trade representative reaches into a
barrel of buckwheat grains and feels something soft and velevety. He looks inside and over
his face a look of
tenderness spreads. “Ah,
kitty
kitty-kins! My
little darlings” he
warbles on. “They're lying there in the wheat and lifting up their
little
faces. They're snuggling together.”
You
could send me one
of these little kitties, Demyan Gavrilich.”
“That
may be arranged
Sir. But here,
gentlemen, a few
tit-bits, if you care to have a look.
Some pickled herring, some cheese, some cured
sturgeon, be so good as to
inspect it. The
cured sturgeon was delivered
on Thursday, the very best. Mishka,
bring a knife, over here!”
The
health commision
officers cut themselves a slice each of the smoked sturgeon, they sniff
it, and
then put it to the test.
“I
might have a bite
myself”, the proprietor mumbles, as if to himself. “There was a wee
bottle of
wine over there somewhere. Why
not have
a little drink before the smoked sturgeon.
A totally different flavour then.
Mishka, bring me the bottle of wine.”
Mishka
with his
cheeks puffed out and his eyes bulging uncorks the bottle and puts it
down
noisily on the counter.
“Drinking
on an empty
stomach...?” says the police chief, doubtfully scratching the back of
his head.
“But I suppose, if its just the one.
But
please get a move on, Demyan Gavrilich.
We do not have time for you and your vodka!”
A
quarter of an hour
later the health officers, wiping their lips and poking their teeth
with match
sticks, head for Golorivenko, the grocer.
Five young strapping men with red sweating faces are
struggling to roll
a barrel of butter out of the shop.
“Steer
it to the
right! Pull that
side! Pull it, pull
it! Put a wedge
under here! Ah,
damn it!
Move aside please gentlemen, otherwise we might
crush your feet!”
The
barrel gets stuck in the doorway and cannot be
moved. The lads lean on it and push with all their strength, letting out
loud snorts and swearing for all to hear.
After such great exertion, and when, with vast
snorting and exhalation
the air has become decidely impure, the barrel at last rolls out and
for some
reason, against all the laws of nature, rolls back and fixes itself
once more
in the doorway. The
snorting starts all
over again.
“Sod
it!” exclaims
the police chief. “Lets go to Shibukin. These devils will be panting
away here
till evening.”
But the health officers
find that Shibukin's shop is closed.
“But
it was open only
just now!” the officers exchange glances in amazement. “When we went to
Osheynikov's Shibukin was standing in his doorway rinsing out a copper
kettle. So where is
he?” and they turn
to a beggar who is standing near the closed shop.
“Give
me some alms,
for Jesus' sake” croaks the beggar hoarsely, “alms for a wretched
cripple, and
your merciful pity, most charitable gentry, that your parents in
purgatory . .
. ”
The
health committee
wave him off, and go on ahead, apart from one of the seconded officers
from the
duma, Plyunina. He
gives the beggar a
kopek, and then, as if in dread of something, quickly makes the sign of
the
cross and hurries after the rest of the party.
Two
hours later they
return. The general
appearance is that
of tiredness and exhaustion. But
evidently their work was not in vain.
One of the constables is solemnly walking ahead
holding a tray of rotten
apples.
“And
now, after our righteous labour, it would not be
a bad idea to have a drop,” says the police chief, glancing sideways at
a sign
for 'The Renskov cellar for wine and vodka'.
“A
chance to get your
strength back.”
“I wouldn't mind. Lead on Macduff.”
The
health officers
go into the cellar and sit at a round table with wobbly legs. The police chief nods to
the waiter and a
bottle appears at the table.
“A
pity that we have
no savouries with it” observes the trade deputy, drinking and frowning.
“Couldn't you have brought some gherkins…
However …”
He
turns to the
constable with the tray, selects the best preserved apple and takes a
bite from
it.
“Ah,
there are some
here that are not too bad,” says the police chief as if surprised. “Bring it here, and let me
choose one. Just
put the tray down here. Whatever
is best, we'll choose them, peel
them, and then the rest you can bin.
Anitka Nikolaich, pour out the drinks.
We ought to meet like this more often and talk
things over. Otherwise
you just drag on, you drag on in
this wilderness, no trace of education, no club, no society. Might just as well be in
Australia. So your
health, gentlemen! Doctor,
an apple! I've
peeled it for you myself.”
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
“Your
honour, what do
you want me to do with this tray?” the constable asks the police chief
as he
leaves the wine cellar with the others.
“The
er… the er
tray? What tray? Ah, I understand. Destroy it, along with the
apples. We can't
risk infection.”
“The
apples Sir, you
were so good as to eat them, Sir.”
“Ah,
yes. Very
pleasant. Lishen to
me. Just call in at
home for me and tell Marta
Vlasevnya, so that she doesn't get angry.
I'll
just be an hour. Must call in at Plyunitsu,
for a nap. Do you
understand? To
sleep,the arms of
Morpheus. Sprecken
sie Deutsch, Ivan
Andreich?”
Then,
lifting his
eyes upwards, the police chief bitterly shakes his head and spreads his
arms
wide, helplessly.
“This
is the story of
our lives!”
1884
|
