Pushkin's Eugene Onegin. Book II. Stanzas 13-15

Enter your search terms Submit search form

PUSHKIN'S POEMS

EUGENE ONEGIN

(In this edition he is called Yevgeny Onegin).

BOOK II Stanzas 13-15.

XIII

Но Ленский, не имев конечно
Охоты узы брака несть,
С Онегиным желал сердечно
Знакомство покороче свесть.
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.
Сперва взаимной разнотой
Они друг другу были скучны;
Потом понравились; потом
Съезжались каждый день верхом,
И скоро стали неразлучны.
Так люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья.

XIII

But Lensky, having no desire
To bear the yoke of marriage yet
Sincerely wished that with Onegin
He could become more intimate.
They met. Water and stone,
Poetry and prose, ice and flame
Were not more different than they.
At first their mutual variance
Caused them to feel indifference.
And then they warmed, and then
They went out riding every day.
And soon inseparable they became.
So people (and I am first to confess)
Become friends out of mere idleness.

XIV

Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.
Сноснее многих был Евгений;
Хоть он людей конечно знал
И вообще их презирал, -
Но (правил нет без исключений)
Иных он очень отличал
И вчуже чувство уважал.

XIV

Friendship like this is quite unknown to us.
We prejudge others with bigotry,
And write them down as ciphers merely,
Deeming ourselves alone as worthy.
We see ourselves in Napoleon's dress
And the millions of two-legged creatures
Are so much cannon fodder for us.
Feeling is wild and laughable to us.
Yevgeny was more tolerant than most,
Though naturally the human race,
He knew, and despised it cordially.
But (no rule can be exceptionless)
Some men he liked and set apart,
Respecting emotion with an alien heart.

XV

Он слушал Ленского с улыбкой.
Поэта пылкий разговор,
И ум, еще в сужденьях зыбкой,
И вечно вдохновенный взор, -
Онегину всё было ново;
Он охладительное слово
В устах старался удержать
И думал: глупо мне мешать
Его минутному блаженству;
И без меня пора придет;
Пускай покамест он живет
Да верит мира совершенству;
Простим горячке юных лет
И юный жар и юный бред.
XV

He listened to Lensky with a smile.
The poet's impassioned conversation
And mind, still capable of change,
His face, always full of inspiration -
All to Onegin were new and strange;
The chilling and sarcastic word
Upon his lips he held meanwhile,
And thought - what madness to prevent
A momentary happiness,
Without my help its hour is numbered.
Let him but live this passing season
And believe in the world's unique perfection.
We can forgive a young man's eagerness,
And youthful ardour, and youthful keeness.

Shakespeare's Sonnets

Enter your search terms Submit search form

Copyright © 2001 - 2009 of this site belongs to Oxquarry Books Ltd.

XIII Но Ленский, не имев конечно Охоты узы брака несть, С Онегиным желал сердечно Знакомство покороче свесть. Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой. Сперва взаимной разнотой Они друг другу были скучны; Потом понравились; потом Съезжались каждый день верхом, И скоро стали неразлучны. Так люди (первый каюсь я) От делать нечего друзья.		XIII But Lensky, having no desire To bear the yoke of marriage yet Sincerely wished that with Onegin He could become more intimate. They met. Water and stone, Poetry and prose, ice and flame Were not more different than they. At first their mutual variance Caused them to feel indifference. And then they warmed, and then They went out riding every day. And soon inseparable they became. So people (and I am first to confess) Become friends out of mere idleness.
XIV Но дружбы нет и той меж нами. Все предрассудки истребя, Мы почитаем всех нулями, А единицами - себя. Мы все глядим в Наполеоны; Двуногих тварей миллионы Для нас орудие одно; Нам чувство дико и смешно. Сноснее многих был Евгений; Хоть он людей конечно знал И вообще их презирал, - Но (правил нет без исключений) Иных он очень отличал И вчуже чувство уважал.		XIV Friendship like this is quite unknown to us. We prejudge others with bigotry, And write them down as ciphers merely, Deeming ourselves alone as worthy. We see ourselves in Napoleon's dress And the millions of two-legged creatures Are so much cannon fodder for us. Feeling is wild and laughable to us. Yevgeny was more tolerant than most, Though naturally the human race, He knew, and despised it cordially. But (no rule can be exceptionless) Some men he liked and set apart, Respecting emotion with an alien heart.
XV Он слушал Ленского с улыбкой. Поэта пылкий разговор, И ум, еще в сужденьях зыбкой, И вечно вдохновенный взор, - Онегину всё было ново; Он охладительное слово В устах старался удержать И думал: глупо мне мешать Его минутному блаженству; И без меня пора придет; Пускай покамест он живет Да верит мира совершенству; Простим горячке юных лет И юный жар и юный бред.		XV He listened to Lensky with a smile. The poet's impassioned conversation And mind, still capable of change, His face, always full of inspiration - All to Onegin were new and strange; The chilling and sarcastic word Upon his lips he held meanwhile, And thought - what madness to prevent A momentary happiness, Without my help its hour is numbered. Let him but live this passing season And believe in the world's unique perfection. We can forgive a young man's eagerness, And youthful ardour, and youthful keeness.