7.
Что ж ? Тайну прелесть находила
И в самом ужасе она:
Так нас природа сотворила,
К противоречию склонна.
Настали святки. То-то радость!
Гадает ветреная младость,
Которой ничего не жаль,
Перед которой жизни даль
Лежит светла, необозрима;
Гадает старость сквозь очки
У гробовой своей доски,
Всё потеряв невозвратимо;
И всё равно: надежда им
Лжёт детским лепетом своим.

VII.
For Tatyana found a secret charm
Even in the very heart of terror,
Thus nature makes us prone and warm
To superstition and to error.
When Christmas came, joy overflowed!
For heedless youth has fortunes told
As if it never could be old;
For it the distant prospects glowed
Bright as the day, incomparable;
While age in corners through its specs
Sees fortunes too, though the grave gapes,
And life where is it? Irretrievable.
But what does it matter? To them also,
Hope whispers its childish false farrago.

8.
Татьяна любопытным взором
На воск потопленный глядит:
Он чудно-вылитым узором
Ей что-то чудное гласит;
Из блюда, полного водою,
Выходят кольцы чередою;
И вынулось колеско ей
Под песенку старинных дней:
«Там мужички-то всё богаты,
Гребут лопатой серебро;
Кому поём, тому добро
И слава!» Но сулит утраты
Сей песни жалостный напев;
Милей кошурка сердцу дев.

VIII.
Tatyana with eager, searching looks
Watches the sealing wax's shape,
Which, with strange patterns in the water,
Foretells the wonders of the future;
Then, from the liquid in the saucer,
Each ring is pulled out in its turn,
And hers comes out while the song goes round,
A song of the countryside long ago:
«Your husband rich as rich shall be,
He digs the ground with a silver spade,
To whom we sing, every good shall be,
And glory too!» A song of grief and woe,
Is the chorus of this fanfarade;
Better the cat for the heart of a maid.

9.
Морозна ночь; всё небо ясно;
Светил небесных дивный хор
Течёт так тихо, так согласно...
Татьяна на широкий двор
В открытом платыце выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но в тёмном зеркале одна
Дрожит печальная луна...
Чу!.. снег хрустит... прохожий; дева
К нему на цыпочках летит,
И голосок её звучит
Нежней свирельного напева:
Как ваше имя ? Смотрит он
И отвечает: Агафон.

IX.
The night is frosty; the sky all clear;
The stars in a wondrous caravan
Move round so quietly, at peace...
Tatyana into the garden's space
Comes out to watch, to guess, to fear.
She trains her mirror onto the moon,
But in the dark glass is only seen
The swimming melancholy of its face.
Alas! The snow crunches - A passer by!
She hastens towards him on tiptoe,
And her voice rings out across the snow,
More tender than a reed-pipe's tune:
"What is your name?", but he is gone,
But not without answering "Agafon".

10.
Татьяна, по совету няни
Сбираясь ночью ворожить,
Тихонько приказала в бане
На два прибора стол накрыть,
Но стало страшно вдруг Татьяне...
И я --- при мысли о Светлане
Мне стало страшно --- так и быть...
С Татьяной нам не ворожить.
Татьяна поясок шелковый
Сняла, разделась и в постель
Легла. Над нею вьётся Лель,
А под подушкою пуховой
Девичье зеркало лежит.
Утихло всё. Татьяна спит.

X.
Tatyana, on the advice of nurse,
Seeking at night her fortune true,
Gave orders that within the bath house,
The table should be laid for two.
But suddenly she took a fright...
I too, when thinking of Svetlana,
Become quite weak --- well, so be it,
We'll not keep vigil with Tatyana.
Instead we see her silken sash
She has removed, disrobed she lies,
Asleep in bed. A spirit hovers, or creeps;
But underneath her feathery pillow
Her maiden mirror hidden lies.
Now all is quiet. Tatyana sleeps.

11.
И снится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идёт по снеговой поляне,
Печальной мгле окружена;
В сугробах снежных перед нею
Шумит, клубит волной своею
Кипучий, тёмный и седой
Поток, не скованный зимой;
Две жёрдочки, склеёны льдиной,
Дрожащий, гибельный мосток,
Положены через поток;
И пред шумящею пучиной,
Недоумения полна,
Остановилася она.

XI.
And then she dreams a wondrous dream.
It seems that, as she walks along
A snowy valley, hidden long,
Wrapped in the sadness of the mist;
In front of her, in the drifted snow,
Swirling its dark wave, something hissed:
A boiling, shadowy stream below,
A torrent, not tamed and locked by frost.
Two stakes held tight by icy glue
Made up a rickety-rackety bridge
Over the current's roaring race.
Before the seething, tumbling chasm
She stands, her heart in violent spasm,
And waits, perplexity in her face.

 
12.
Как на досадную разлуку,
Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто руку
С той стороны подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился,
И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный медведь;
Татьяна ах! --- а он реветь,
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она скрепясь
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми шагами
Перебралась через ручей;
Пошла --- и што ж? Медведь за ней!

 
 XII.
And as before a sad farewell,
Tatyana resents the stream that divides;
Nor sees a soul whose hand might help,
By reaching across from the other side.
Then suddenly a snow-drift heaves,
And something, some one, seems to appear:
A huge, untamed, and shaggy bear!
Tatyana screams - and aloud he roars,
Then stretches his paw with sharpened claws
To give her aid; she grits her teeth,
And with shaking hand leaning upon it,
And fearful steps, with the brook beneath,
She crosses the bridge -safety at last!
But the bear follows after - she is aghast!