41.
О, кто б немых её страданий
В сей быстрый миг не прочитал!
Кто прежней Тани, бедной Тани
Теперь в княгине б не узнал!
В тоске безумних сожалений
К её ногам упал Евгений;
Она вздрогнула и молчит,
И на Онегина глядит
Без удивления, без гнева...
Его больной, угасший взор,
Молящий вид, немой укор,
Ей внятно всё. Простая дева,
С мечтами, сердцем прежних дней,
Теперь опять воскресла в ней.

 XLI.
Who would not see her silent suffering
In that brief instant and not understand?
Who would not know in the princess's glance
The former Tanya, her simplicity.
In a spasm of remorseful pity
Yevgeny fell down at her feet;
She shuddered, but she does not greet
Him; her gaze fixes on him silently,
Without surprise and without anger...
His frail and wasted countenance,
Beseeching look and dumb insistence
Is clear to her. That simple Tanya,
With the dreams and ideals of former years,
Arises within her and annuls her fears.

 42.
Она его не подымает
И, не сводя с нево очей,
От жадних уст не отымает
Бесчувственной руки своей...
О чём теперь её мечтанье?...
Проходит долгое молчанье,
И тихо наконец она:
«Довольно; встаньте. Я должна
Вам объясниться откровенно.
Онегин, помните ль тот час,
Когда в саду, в аллее нас
Судьба свела, и так смиренно
Урок вас выслушала я?
Севодня очередь моя.

 XLII.
She does not seek to make him stand,
And not withdrawing from him her eyes
From his greedy lips she does not prize
Her senseless and unconscious hand.
What at this moment are her dreams? ...
A long and silent interval
Then passes. Then quietly she speaks:
"Enough; stand up. To you I shall
Declare my thoughts quite openly.
Onegin, you remember, surely,
That hour, when in our garden alley,
Fate brought us close, and unprotestingly
I heard the sermon that you thought to preach.
But now it is my turn to teach.

 43.
Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была,
И я любила вас; и что же?
Что в сердце вашем я нашла?
Какой ответ? Одну суровость.
Не правда ль? Вам была не новость
Смиренной девочки любовь?
И нынче ― боже! ― стынет кровь,
Как только вспомню взгляд холодный
И эту проповедь... Но вас
Я не виню: в тот страшный час
Вы поступили благородно,
Вы были правы предо мной.
Я благодарна всей душой...

 XLIII.

Onegin, I was then much younger,
And better it seems, though not so sound,
And then I loved you; you well might ponder
Within your heart what reply I found.
What answer? Only fierce rejection.
Is it not so? For to you nothing new
Was there in a love that was simple and true.
And now? My God! My blood congeals
When I think of that cold look of yours,
That heartless lecturing... But at least
I do not fault you. In that hour so fateful
You acted with genuine nobility,
You were fair in the crisis which conquered me,
And with all my soul I am ever grateful.

 44.
Тогда,― не правда ли?― в пустыне,
Вдали от суетной молвы,
Я вам не нравилась... Что ж ныне
Меня преследуете вы?
Зачем у вас я на примете?
Не потому ль, что в высшем свете
Теперь являться я должна,
Что я богата и знатна,
Что муж в сраженьях изувечен,
Что нас за то ласкает двор?
Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен
И мог бы в обшестве принесть
Вам соблазнительную честь?

 XLIV.
For then ― is it not true ― in that rural waste
Far from the world's ignoble fuss,
I did not appeal to you... why now do you thus
Pursue me with this unseemly haste?
Why now should I be your occupation?
Is it not that now, in society
I must appear, that I have a station,
That I am rich and amongst nobility,
That my husband in the wars was wounded,
And therefore the court still honours us?
And because you know that my fall from grace
Would be seen by all and notorious,
And to you it would bring a general renown,
And pleasant success would your efforts crown?

45.
Я плачу... Если вашей Тани
Вы не забыли до сих пор,
То знайте: колкость вашей брани,
Холодный, строгый разговор,
Когда б в моей лишь было власти,
Я предпочла б обидной страсти
И этим письмам и слезам.
К моим младенческим мечтам
Тогда имели вы хоть жалость,
Хоть уважение к летам...
А нынче! что к моим ногам
Вас привело? какая малость!
Как с вашим сердцем и умом
Быть чувства мелкого рабом?

XLV.
I weep now.... But if your former Tanya
You have still not forgotten even now,
Then know this: the bitterness of your anger
The stern talk, the coldness of your brow,
If it should be but within my power
I would prefer it to this mean passion,
To these tears, these letters that you fashion.
For to my young dreams in that distant hour
You then at least showed some sympathy,
And some respect for my girlish years...
But now! Why here? What foolishness
Brought you here to my feet? What sordidness?
How, with the heart and the mind that you have
Do you display the soul of the meanest slave?

 46.
А мне, Онегин, пышность эта,
Постылой жизни мишура,
Мои успехи в вихре света,
Мой модный дом и вечера,
Что в них? Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад,
За наше бедное жилище,
За те места, где в периый раз,
Онегин, видела я вас,
Да за смиренное кладбище,
Где нынче крест и тень ветвей
Над бедной нянею моей...

 XLVI.
But for me, Onegin, this luxuriance,
This tinsel glare of a harsh existence,
My status in glittering society's whirl,
My modern home and evening parties,
What are they? I would renounce them all,
And all these rags of showy pretence,
This noisy sparkle, this rich incense,
For a shelf of books or a ragged garden,
For our old house, poor and humble too,
And all those places, where long ago,
Onegin, I first set my eyes on you,
And for that graveyard, quiet, retired,
Where a cross under the shade of trees and skies,
Marks where my poor old nurse now lies.

 47.
А счасте было так возможно,
Так близко!... Но судьба моя
Уж решена. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила мать; для бедной Тани
Все были жребии равны...
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас прошу, меня оставить;
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость и прямая честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна».

 XLVII.
Yet happiness seemed so possible,
So near at hand!... But now the book
Of fate is shut. Inadmissible
Perhaps was the course I took:
My mother with her tears of entreaty
Prayed me to marry; for poor Tanya
All lots were equal and indifferent...
I married. Onegin, leave me,
You must, I ask you, and I know
Within you there are nobler feelings,
Your pride, and your honourable dealings.
I love you ( why should I deceive you?)
But I am given to another now,
And I will eternally keep my vow.

 48.
Она ушла. Стоит Евгений,
Как будто громом поражён.
В какую бурю ощущений
Теперь он сердцу погружён!
Но шпор незапный звон раздался,
И муж Татьяны показался,
И здесь героя моего
В минуту, злую для нево,
Читатель, мы теперь оставим,
Надолго... навсегда. За ним
Довольно мы путём одним
Бродили по свету. Поздравим
Друг друга с берегом. Ура!
Давно б (не правда ли?) пора!

 XLVIII.
She left. Yevgeny stood stock still
As if by lightning he had been struck.
And what a storm of feelings fill
His heart, his passions run amok!
But suddenly the sound of spurs:
Tatyana's husband then appears,
And my hero now, at last, dear reader,
In this sad plight (could it be worse?)
We now abandon to his fate,
For aye... till an everlasting date.
Enough we have wandered this lonely path,
Through the vasty world. We congratulate
Each other on arrival. Hooray, hooray!
'And about time too' I hear you say.

 49.
Кто б ни был ты, о мой читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
Прости. Чего бы ты за мной
Здесь ни искал в строфах небрежных,
Воспоминаний ли мятежных,
Отдохновенья от трудов,
Живых картин, иль острых слов,
Иль грамматических ошибок,
Дай бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу мог найти.
Засим расстанемся, прости!

 XLIX.
Whoever you are, my dearest reader,
Friend, enemy, n'importe qui,
Let me part with you equitably.
Farewell. Whatever you have sought from me
Here in this book of carefree verses:
The recollection of burly times,
Or rest from toil, or but to slake
Your thirst for life, or comedy,
Or some grammatical mistake,
God grant that within these open rhymes
For your amusement, or your dreams
Your heart, or journalistic schemes,
I hope you will find a grain or two.
With that we part. And farewell to you!

50.
Прости же и ты, мой спутник странний,
И ты, мой верный идеал,
И ты, живой и постоянный,
Хоть малый труд. Я с вами знал
Всё, что завидно для поэта:
Забвенье жизни в бурях света,
Беседу сладкую друзей.
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне
Явилися впервые мне ―
И даль свободного романа
Я сквозь магичесгий кристалл
Ещё не ясно различал.

L.
Farewell you also, my stranger friend,
And you my true ideal, and pure,
And you, my lively, constant care,
My trivial work. From you I learnt
All that a poet's heart might want,
Retreat far-flung from the worlding's storms,
Sweet conversation of one's friends.
Now many, many days have flown,
Since the time when young Tatyana first,
In a misty dream with her Yevgeny
Both dimly appeared in front of me,
And the outspread distance of a story
Through the magic of a crystal ball
I scarcely could discern at all.

 51.
Но те, которым в дружной встрече
Я строфы первые читал...
Иных уж нет, а те далече,
Как Сади некогда сказал.
Без них Онегин дорисован.
А та, с которой образован
Татьяны милый идеал...
О, много, много рок отъял!
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочёл её романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.

 LI.
But those to whom in a friendly meeting
The first verses of the poem I read...
Some like the rose are fast retreating,
As Khayam long ago has said.
Without them Onegin is now pictured.
But she, the original from whom
Tatyana's features were first formed...
Ah, how our wretched fate constricts us!
Happy is he who from life's play
Steps back and drains not to the lees
The wine glass full of cheap rosé,
Who the end of the novel never sees
But puts it aside quite carelessly,
As I from Onegin part nonchalantly.

 Конец

 The End