Eugene Onegin. Book I Stanzas 30-32.

Enter your search terms Submit search form

PUSHKIN'S POEMS

EUGENE ONEGIN

(In this edition he is called Yevgeny Onegin).

BOOK 1 STANZAS 30-32

The Russian text is printed both in image format, and as plain Russian script. Errors in the Image version I hope have been corrected in the plain text below. Two or three stanzas are printed on each page, with the English translation alongside.

Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки... Грустный, охладелый,
Я все их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.

XXX
Alas, on various amusements
I squandered many of life's good hours!
But if my nerves had not been weakened
I still would worship dancing floors.
I love the madcap fling of youth,
The crush, the sparkle and the gaiety,
The girls' elaborate dress, the novelty,
And how I do adore their feet. Scarcely
Through all of Russia could you find
Three pairs of slender women's feet.
Ah! For long I never could forget
Two little feet… Now sad and chilled,
I still remember, and in my dreams
My heart is troubled by their charms.

Когда ж, и где, в какой пустыне,
Безумец, их забудешь ты?
Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили следов:
Любили мягких вы ковров
Роскошное прикосновенье.
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы и похвал,
И край отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет -
Как на лугах ваш легкий след.

XXXI

But when, wherever, in what deserted strand,
You madman, could you ever forget?
Ah, little feet, where now do you stand?
What springtime flowers now bear your weight?
For pampered amidst all Eastern luxury,
Upon the Northern, gloomy snows,
You left no trace as you passed by;
You loved the sensual eloquence
Of a soft carpet's luxuriance.
How long for you I suffered misery
Forgetting praise, and thirst of fame,
And love of country, an exile's pain.
But now the dream of youth is over,
Like your soft footstep on the clover.

Дианы грудь, ланиты Флоры
Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня.
Она, пророчествуя взгляду
Неоценимую награду,
Влечет условною красой
Желаний своевольный рой.
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зеркальном паркете зал,
У моря на граните скал.

XXXII

Diana's breast, the cheeks of Flora
Are so enchanting, my dearest friends!
And yet the foot of Terpsichore
Is more enchanting to my mind.
For it, foretelling to my glances
Rewarding joys beyond all price
With subtle beauty can entice
A swarm of headstrong sweet desires.
I so adore it, my friend Elvina,
Beneath the long damask of the table,
In Spring upon the meadow grass,
In winter resting on the hearth,
Or on the parquet's mirrored face,
Or on granite cliffs where the seas race.

Shakespeare's Sonnets

View of St. Petersburg, circa 1805

Enter your search terms Submit search form

Copyright © 2001 - 2009 of this site belongs to Oxquarry Books Ltd.

Увы, на разные забавы Я много жизни погубил! Но если б не страдали нравы, Я балы б до сих пор любил. Люблю я бешеную младость, И тесноту, и блеск, и радость, И дам обдуманный наряд; Люблю их ножки; только вряд Найдете вы в России целой Три пары стройных женских ног. Ах! долго я забыть не мог Две ножки... Грустный, охладелый, Я все их помню, и во сне Они тревожат сердце мне.		XXX Alas, on various amusements I squandered many of life's good hours! But if my nerves had not been weakened I still would worship dancing floors. I love the madcap fling of youth, The crush, the sparkle and the gaiety, The girls' elaborate dress, the novelty, And how I do adore their feet. Scarcely Through all of Russia could you find Three pairs of slender women's feet. Ah! For long I never could forget Two little feet… Now sad and chilled, I still remember, and in my dreams My heart is troubled by their charms.
Когда ж, и где, в какой пустыне, Безумец, их забудешь ты? Ах, ножки, ножки! где вы ныне? Где мнете вешние цветы? Взлелеяны в восточной неге, На северном, печальном снеге Вы не оставили следов: Любили мягких вы ковров Роскошное прикосновенье. Давно ль для вас я забывал И жажду славы и похвал, И край отцов, и заточенье? Исчезло счастье юных лет - Как на лугах ваш легкий след.		XXXI But when, wherever, in what deserted strand, You madman, could you ever forget? Ah, little feet, where now do you stand? What springtime flowers now bear your weight? For pampered amidst all Eastern luxury, Upon the Northern, gloomy snows, You left no trace as you passed by; You loved the sensual eloquence Of a soft carpet's luxuriance. How long for you I suffered misery Forgetting praise, and thirst of fame, And love of country, an exile's pain. But now the dream of youth is over, Like your soft footstep on the clover.
Дианы грудь, ланиты Флоры Прелестны, милые друзья! Однако ножка Терпсихоры Прелестней чем-то для меня. Она, пророчествуя взгляду Неоценимую награду, Влечет условною красой Желаний своевольный рой. Люблю ее, мой друг Эльвина, Под длинной скатертью столов, Весной на мураве лугов, Зимой на чугуне камина, На зеркальном паркете зал, У моря на граните скал.		XXXII Diana's breast, the cheeks of Flora Are so enchanting, my dearest friends! And yet the foot of Terpsichore Is more enchanting to my mind. For it, foretelling to my glances Rewarding joys beyond all price With subtle beauty can entice A swarm of headstrong sweet desires. I so adore it, my friend Elvina, Beneath the long damask of the table, In Spring upon the meadow grass, In winter resting on the hearth, Or on the parquet's mirrored face, Or on granite cliffs where the seas race.