XXXVI
Но день протек, и нет ответа.
Другой настал: все нет как нет.
Бледна, как тень, с утра одета,
Татьяна ждет: когда ж ответ?
Приехал Ольгин обожатель.
"Скажите: где же ваш приятель? -
Ему вопрос хозяйки был. -
Он что-то нас совсем забыл".
Татьяна, вспыхнув, задрожала.
- Сегодня быть он обещал, -
Старушке Ленский отвечал, -
Да, видно, почта задержала. -
Татьяна потупила взор,
Как будто слыша злой укор.
|
|
XXXVI
The day wore on, but brought no reply ;
Another followed, but still no sign.
Pale as a shadow, dressed from early morn,
Tatyana waits: when will this all end?
Then Olga's admirer came riding by.
"Tell me now, where is your friend?"
The old dame of the house addressed him.
"He seems to have given us the miss."
Tatyana blushed and trembled in suspension.
"He said that he would visit you today,"
Said Lensky to the old dear in reply,
"But evidently the post caused some delay."
Tatyana was downcast at what she heard.
For she sensed a reproach in every word.
|
XXXVII
Смеркалось; на столе, блистая,
Шипел вечерний самовар,
Китайский чайник нагревая;
Под ним клубился легкий пар.
Разлитый Ольгиной рукою,
По чашкам темною струею
Уже душистый чай бежал,
И сливки мальчик подавал;
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша,
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель О да Е.
|
|
XXXVII
Dusk fell, and on the table, gleaming,
Stood the hissing samovar for the evening,
The Chinese teapot stood on it warming,
And underneath the steam was swirling.
Poured out by Olga's steady hand
In a dark stream, into each cup,
The tea streamed out fragrant and bland,
And with cream a young boy topped it up.
Tatyana stood before the window,
Breathing upon the frozen pane,
So pensive she was, my pet, my sparrow,
And with her finger, light as rain,
Wrote on the glass (which was all misty)
The cherished monogram, O and E.
|
XXXVIII
И между тем душа в ней ныла,
И слез был полон томный взор.
Вдруг топот!.. кровь ее застыла.
Вот ближе! скачут... и на двор
Евгений! "Ах!" - и легче тени
Татьяна прыг в другие сени,
С крыльца на двор, и прямо в сад,
Летит, летит; взглянуть назад
Не смеет; мигом обежала
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью.
И, задыхаясь, на скамью
|
|
XXXVIII
But all the time her heart was aching,
Her languid eyes were full of tears.
Suddenly hooves!… Her blood froze.
Nearer they came! They are galloping!
Yevgeny is here! "Ah!" Swift as a shadow
Tatyana hastens to another entrance,
From porch, to yard, to garden in one go,
She flies, she flies, and a backward glance
She dare not make. In a flash she passes,
Flowerbeds, pathways, pool and copse,
An alley to the lake, and then traverses
A lilac grove, some of which she breaks,
Over the borders to the stream she runs
And panting, gasping, to the bench she comes
|
XXXIX
Упала...
"Здесь он! здесь Евгений!
О боже! что подумал он!"
В ней сердце, полное мучений,
Хранит надежды темный сон;
Она дрожит и жаром пышет,
И ждет: нейдет ли? Но не слышит.
В саду служанки, на грядах,
Сбирали ягоду в кустах
И хором по наказу пели
(Наказ, основанный на том,
Чтоб барской ягоды тайком
Уста лукавые не ели
И пеньем были заняты:
Затея сельской остроты!)
|
|
XXXIX
And falls…
… "He's here! Ah me! Yevgeny!
Oh God! What must he think of me!"
Her heart, full of the deepest agony
Preserves still a dark dream of desire.
She trembles, and she burns with fire,
And waits: Is this him? But she cannot hear.
The servant girls within the garden
Who pick the raspberries from the bushes
Are singing the customary choruses
(Master's command it is, so then
His fruit will not be slyly eaten,
Devoured by their cunning lips,
Instead, with song they'd be occupied,
A scheme by rural wit devised).
|
