Enter your search terms Submit search form

PUSHKIN'S POEMS

EUGENE ONEGIN

(In this edition he is called Yevgeny Onegin).

The Album

BOOK IV    Stanzas 30 - 33.

XXX Но вы, разрозненные томы Из библиотеки чертей, Великолепные альбомы, Мученье модных рифмачей, Вы, украшенные проворно Толстого кистью чудотворной Иль Баратынского пером, Пускай сожжет вас божий гром! Когда блистательная дама Мне свой in-quarto подает, И дрожь и злость меня берет, И шевелится эпиграмма Во глубине моей души, А мадригалы им пиши!		XXX But you, the odd and suspect volumes From hidden regions underground, Albums magnificently bound, The torment of many a rhyming dandy, You, all adorned so sumptuously By the brush of the magician Tolstoy, Or Baratinsky's noble pen, May heaven's lightning blast you utterly! The fashionable damsel, when She hands to me her own in-quarto, Sees not the spite and rage which shakes me, And that a biting epigram In my soul's depths seethes with gall. For she requires a madrigal!
XXXI Не мадригалы Ленской пишет В альбоме Ольги молодой; Его перо любовью дышет, Не хладно блещет остротой; Что ни заметит, ни услышит Об Ольге, он про то и пишет: И полны истины живой Текут элегии рекой. Так ты, Языков вдохновенный, В порывах сердца своего, Поёшь, бог ведает, кого, И свод элегий драгоценный Представит некогда тебе Всю повесть о твоей судьбе.		XXXI No madrigals does Lensky write In the album of young Olga now; His pen breathes love and love again, And does not sparkle with cold delight. Whatever he hears, whatever notices About his Olga, he then indites: And full of living, truthful passion, Full many an elegy he can fashion. Thus you, inspired Yazikov, also, In the outpourings of your burning heart Sing god knows who and god knows what, And the line of noble elegies Will tell, at some far distant date The entire story of your fate.
XXXII Но тише! Слышишь? Критик строгой Повелевает сбросить нам Элегии венок убогой, И нашей братье рифмачам Кричит: "да перестаньте плакать, И все одно и то же квакать, Жалеть о прежнем, о былом: Довольно, пойте о другом!" - Ты прав, и верно нам укажешь Трубу, личину и кинжал, И мыслей мертвый капитал Отвсюду воскресить прикажешь: Не так ли, друг? - Ничуть. Куда! "Пишите оды, господа,		XXXII But quieter! Listen. The critic stern Commands that we must all abandon The wretched crown of elegy, And to the band of poet brothers He shouts: «Do stop this awful squawking, This perpetual, unchanging mawkishness, Moaning of what is past and gone, Enough of it! Sing something else!» - «You are right, indeed, in showing to us The trumpet, dagger, and actor's mask, And the treasures of dead genius From wherever we may you bid recreate: Is it not so, friend?» - «Not at all. Not so! Not so! Write only odes for me, gentlemen, do,
XXXIII Как их писали в мощны годы, Как было встарь заведено..." - Одни торжественные оды! И, полно, друг; не все ль равно? Припомни, что сказал сатирик! Чужого толка хитрый лирик Ужели для тебя сносней Унылых наших рифмачей? - "Но все в элегии ничтожно; Пустая цель ее жалка; Меж тем цель оды высока И благородна..." Тут бы можно Поспорить нам, но я молчу; Два века ссорить не хочу.		XXXIII As they were written in the glorious times, For odes were established long ago…» «So, only majestic odes will do! Enough, my friend, does it really matter? Remember what the satirist said! Is the sneering poet of 'Strange styles' Really more bearable, as you declare, Than today's more solemn versifiers?» - «But those elegaics are so trifling: Their aim is pitifully sparse Whereas the ode soars to the skies, A noble thing…» Here, possibly, I could challenge you, but I will not set Two ages to quarrel with each other yet.

 

Enter your search terms Submit search form