Enter your search terms Submit search form

PUSHKIN'S POEMS

EUGENE ONEGIN

(In this edition he is called Yevgeny Onegin).

BOOK IV    Stanzas 44 - 47.

XLIV Прямым Онегин Чильд Гарольдом Вдался в задумчивую лень: Со сна садится в ванну со льдом, И после, дома целый день, Один, в расчеты погруженный, Тупым кием вооруженный, Он на бильярде в два шара Играет с самого утра. Настанет вечер деревенский: Бильярд оставлен, кий забыт, Перед камином стол накрыт, Евгений ждет: вот едет Ленской На тройке чалых лошадей; Давай обедать поскорей!		XLIV Onegin as a true Childe Harolde Gave in to serious idleness: In the morning he sits in  bath ice cold, And afterwards in pensiveness Alone, in serious thought engrossed, He arms himself with a billiard cue, And then with two balls or three at most He plays at billiards with the first morning dew. Evening descends on the countryside, Billiards is forgotten, the cue set aside, Beside the hearth the table is laid, Yevgeny waits: and here is Lensky Driving a troika of roan horses, Bring in the dinner with four courses!
XLV Вдовы Клико или Моэта Благословенное вино В бутылке мерзлой для поэта На стол тотчас принесено. Оно сверкает Ипокреной ; Оно своей игрой и пеной (Подобием того-сего) Меня пленяло: за него Последний бедный лепт, бывало, Давал я. Помните ль, друзья? Его волшебная струя Рождала глупостей не мало, А сколько шуток и стихов, И споров, и веселых снов!		XLV Moet et Chandon, or Cliquot That heavenly beverage of Champagne In a chilled bottle for the poet Is brought and set upon the table. It sparkles as true Hippocrene, And by its froth and foam and bubble (Like this and that, or seeing double) I was held captive: to obtain it, Often I gave my final copper. Do you remember friends? For with it, From its enchanting stream of fun Were born full many a string of puns So many jokes, and verses in reams And strife, and sleep and happy dreams.
XLVI Но изменяет пеной шумной Оно желудку моему, И я Бордо благоразумный Уж нынче предпочел ему. К Аи я больше не способен; Аи любовнице подобен Блестящей, ветреной, живой, И своенравной, и пустой... Но ты, Бордо, подобен другу, Который, в горе и в беде, Товарищ завсегда, везде, Готов нам оказать услугу Иль тихий разделить досуг. Да здравствует Бордо, наш друг!		XLVI But with its noisy, frothy ways To my stomach now it is a traitor, And Bordeaux, reasonable and staid Is my preferred drink nowadays. I cannot take a glass of bubbly, Champagne to me is like a mistress, Sparkling, heedless and vivacious, Headstrong, but full of emptiness … But you, Bordeaux, are like a friend Through grief and through calamity A steady comrade, to the end Ready to serve us faithfully And share our hours of quiet leisure. Long live Bordeaux, our friend, our treasure!
XLVII Огонь потух; едва золою Подернут уголь золотой; Едва заметною струею Виется пар, и теплотой Камин чуть дышит. Дым из трубок В трубу уходит. Светлый кубок Еще шипит среди стола. Вечерняя находит мгла... (Люблю я дружеские враки И дружеский бокал вина Порою той, что названа Пора меж волка и собаки, А почему, не вижу я.) Теперь беседуют друзья:		XLVII The fire died down; thinly through ash The glowing coal was sparsely seen; In a scarcely noticeable stream The heat twirls round, and the warm hearth Is barely alive. Smoke from their pipes In the chimney rises. A bright glass On the table bubbles with champagne. And the evening darkness now descends … (I love the chat together of friends, And the glass of wine so amiable Around that time which the French call 'Between a dog and wolf' (how droll), Yet why I love it I cannot tell.) Now our friends are chatting under its spell.

Enter your search terms Submit search form